петр сергеевич левицкий (лева)

35 • судебно-медицинский эксперт • иван колесников

PLOHO — КРЕСТЫ

Хуже семьи Левицких, лимитированного как Гринфилд собрания разных людей, которым одинаково срать друг на друга, только любая и никакая семья по соседству. Их квартира, по клапан набитая тремя поколениями, это душный склеп со встроенным радио Дед-ФМ, — высер от мастера, который ненавидит покойников в принципе. У Левицких в головах и комнатах по алтарю, и на каждый необходимо тащить ебанутую мзду и себя на заклание, иначе...

Левицкие редко собираются вместе, но не потому что у их квартиры планировка по типу Форт Боярд, а потому что они не хотят. (У людей в Форт Боярде хотя бы есть общая цель, а Левицкие друг в друге людей как будто бы вообще не видят.) Семейные встречи проходят в формате случайных столкновений в коридоре, а вариант семейного счастья — это бесконечное удивление: почему Наталья и Сергей еще не выгрызли друг другу лица? Следующий вопрос, пожалуйста. Общих отпрысков в этот прекрасный брак приволок не иначе как апостол Варфоломей, и это действительно чудо Господне. Чудо и то, что Наталья, рожая Сергею четвертого ребенка, все еще видела себя в какой-то другой, лучшей жизни.

Младшего Петю растят будто бы как надо: поднимают в шесть утра, никогда не жалеют, никогда не хвалят, запрещают плакать и запрещают дружить с другими детьми, которые в глазах Натальи и Сергея всегда какие-то неблагополучные. Потом Пете систематически запрещают общаться с «этим Зябликовым». Потом брезгливо подписывают дневник с (ого) четверками. Потом вспоминают про Зябликова и обвиняют во всех бедах его. Когда это соседство по парте завязывается в реальную дружбу, никто так до конца и не знает, как не знает и того, кто кого в итоге научил курить. Лева — прозвище вырождается из школьной привычки фамильничать и ползет за младшим Левицким как бензиновый след — доверяет Теме все, да и семье его доверяет больше чем своей. Темкиной матери, а не своей, в десять лет со слезами пополам вываливает ужас того, как нашел в петле бабушку. Наталья и Сергей за херово закрытыми дверями обсудили, не будет ли Петр от этого нервным; решили, что не будет и обсудили насущное: как распорядиться освободившейся долей в квартире и где выгоднее сдать любимое бабушкино кольцо с бриллиантом.

В четырнадцать Лева уже без подсказок знает, что делать, и найдя деда криво осевшим на кухонном стуле, звонит в «скорую». Потом звонит отцу. Потом Теме. Матери не звонит. Из всех Левицких Наталья, походу, единственная, кому удалось поймать свою птицу счастья и не оторвало при этом руки. Невесть где откопавшая себе турка, она поселилась в сомнительном шато де газиантеп и срать хотела, что там с ее бывшей семьей. В семье между тем срач до потолка: Константин и Дмитрий Сергеевичи явили себя миру и вылезли из своих новых крузаков как гельминты, разжиревшие на перекупе и звавшие себя бизнесменами. Сюда же на беременном пузе вкатилась Светлана Сергеевна. Старшие отпрыски Левицких дружно охуевали: дед завещал квартиру Петру. К слову, не их это дед был вовсе: сербский беженец, интеллигент, ученый — Петрослав Джорджевич имел в распоряжении только одного внука. Бешеная псина о трех головах, что старше Петра на десять-пятнадцать лет, вся, от крови до костей, принадлежала Сергею и только Сергею.

Если раньше вся семья Петю не замечала, то теперь она его ненавидит.

В то время, когда он не шароебится с Темой и не пиздится с братьями до кровавых соплей, Лева жрет знания также жадно, как жадно жрут сверстники блейзер на вписках. Заканчивает школу в шестнадцать, поступает в медицинский, но учится всего два года: моча ебет голову, и Лева уходит в армию вслед за Артемом. Такой типа зов крови. Потом возвращется — и снова в мед. Тогда же в несчастную квартиру вписывается Светлана с ребенком, новым беременным пузом и окольцованным обрыганом под ручку, и Лева, у которого язык в жопе с самого рождения, с отчего дома сыпется очень стремительно, на съем вскладчину и в сомнительную независимость. Таких, как Лева, миллионы — наивных и серьезных щенков, у которых на корне языка зернится потребность съебаться из дома. Он не особо верит, что жизнь готовит ему что-то особенное, и просто делает то, что может, стараясь не сильно заземляться на смыслах и не допуская мыслей о том, чтобы мелочно собачиться за дедовскую квартиру.

Домой Лева возвращается почти десять лет спустя, за это время похоронивший троих одноклассников, свояка и племянника, похеривший собственный поспешный брак и попытку быть отцом не-как-Сергей. С двухлетней Варенькой на руках и нервной меркантильной Леной под боком, с Леной, которая повелась на просьбу левиных братьев поухаживать за постинфарктным отцом в обмен на безвозмездное проживание в этой несчастной блядской квартире; с Леной, которая ждала, что судмедэксперт посадит ее жопой на золотую гору и замотает в норковый мех по клапан. Лена немного не понимала, что квартира и так на Петре, и больной отец, который стал резко никому не нужен, тоже теперь — на Петре. Нехитрое размышление наталкивает на мысль: сектор приз — душный чахоточный старик, от которого разом отказались все, кроме последнего сына — единственного, которого не облагодетельствовала ментовская рука отца. В общем, Лена нихуя не поимела. Поэтому Лена довольно, почти торжественно заявила о разводе прямо посреди отцовских поминок, когда она, Лева и Тема курили у мусоропровода.

Потом — день сурка.

Леве тридцать пять, и иногда он даже бывает «Петром Сергеевичем». Если отбросить стеснительность, то он — задрот высшей пробы.
Он не ходит в загадочного фасона штанах, гармошками собранных на ботинках-телевизорах, не вытягивает рукава закатанного свитера, не ковыряет в носу, тайком отворачиваясь от комнаты — необъяснимую левицкую натуру вообще не выдают какие-либо внешние признаки. Он не играет в танки, не пьет пивчик по вечерам, не читает Яндекс.Дзен, не спорит в интернете. Если говорить по существу, он задрочен на своей работе. Встает в четыре-двадцать — место для плоской шутки — без пятнадцати шесть уже ошивается в ЦМЭ, в четыре освобождается. Когда приходится задерживаться до восьми-девяти-десяти — внутренне прется. Выкуривает полторы пачки сигарет в день, читает сто-сто пятьдесят страниц умного и не очень, два раза в год, в короткие отпуска, забирает из Рязани в Москву дочку Варю. Конченый циник на работе, загадочный вежливый хер в обычной жизни, одинокий ковбой, Лева тащит за собой, как чуму, неясный комплекс вины и слишком ясное осознание того, что он похож на всех Левицких сразу. Для кого-то истукан, для кого-то каблук и терпила, Лева варится в собственном теле заживо, не прожигая, а лениво наблюдая жизнь как будто со стороны. Бегает в парке почти каждое утро и почти каждую ночь залипает в бессонницу.
Вместо того, чтобы глотать мелатонин, он пересчитывает мертвецов от последнего к первому. Когда перед глазами появляется бабушкино кольцо с бриллиантом, он проваливается.