Март – омерзительный месяц. Бесконечный, холодный, несостоявшийся.

Раздражающий.

Бесят капающие за шиворот сосульки, бьющие звёздочки слепящего света, мокрые бумаги, лужи, непостоянные душные люди, озабоченные весной, слишком вежливые цветастые улыбки с бесконечно заискивающими глазами. Как будто только что они не пытались наебать. Весна обманчива, ей нельзя верить.

— Подвезти?

От фонарей слишком светло, не получается ночи быть совсем тёмной. Да и время не такое уж позднее. Тем не менее почему бы не воспользоваться бесплатным такси? С огоньками, с пафосом, с возможностью переехать как на танке каждого встречного. С Тёмой, который курит, уперевшись в своего вечного молчаливого спутника, исправно отражающего наполированными боками московские огни. Все машины в округе как будто сжались и слились с местностью, отдавая самое казырное место огромному монстру. Как будто весь двор знает, что сегодня у падика пасётся черная пантера, со смешным именем Малыш Геля.

Как-то они странно встретились – Диана от Лёвы, а Тёма к Лёве. Как на перепутье. Словно муж, случайно заставший ускользающего любовника и не понимающий кто это. Столкнулись плечами и разошлись. Какое-то странное ощущение. Наверное, банальная ревность. Вежливое «здравствуйте» уже не прокатит, нельзя игнорировать, приходится учитывать новую переменную. Тёму это, конечно же, радует, но и немного и бесит. Это что же получается, придётся переиначить весь их с Лёвой жизненный уклад ради мнимой возможности на простое человеческое счастье? Становится смешно от того, что так и должно быть, это естественно. И что счастье может быть настоящим. Просто дай ему шанс.
Тёма курит, глядя в бесконечно прекрасные глаза Дианы и понимает – придётся.

— Давай уж, чего мёрзнуть и тащиться не известно с кем? – Кивает на тачку, катапультируя бычок щелчком пальцев точнехонько в мусорку – отработанный годами манёвр. – Моё такси – самое безопасное во вселенной. Друзей защитит, врагов переедет.

В салоне всё ещё пахнет шампунем, каждый уголочек отдраен до блеска и немного безлик, исключая «вечные детали», осторожно сложенные на соседнем сидении вместо с бутылкой водки и тщательно замурованной в тысячу и один пакет копченой рыбой. Какие-то бумажки, папки, книги – всё что оставил Лёва, что будет рассовано «по своим местам» в первом попавшемся углу, но не скоро покинет гелик. Да и мало ли зачем всё это нужно – Тёма не интересовался. Он пихает «важные вещи» на заднее сидение, ибо бардачок уже под завязку, терпеливо дожидаясь когда Диана прыгнет в тачку.

На лице у Зяблика дежурная тёплая улыбочка, с которой он поёт сладкие песенки про любовь девочкам, уверенный спокойный взгляд. Ничем не выдаёт безмерное любопытство, раздирающее на куски, но так и хочется направить на личико Дианы лампочку и замучить расспросами. Лёва не из тех, кто цепляет девок пачками, ему нужна безумная искорка, дурманящая кровь, либо полное отсутствие понимания происходящего.
Задурить, взять нахрапом. Назовём это беспокойством за друга. Просто желанием узнать девушку поближе, уверовать в её чистые помыслы без каких-либо мрачных перспектив. Лёва не побежит срывать с неба золотые звёзды, он не такой, понимает ли это Диана?

Тёма кусает губу, подкуривая следующую.

— Тебя побыстрее доставить или покрасивее?

Это конечно же не допрос… Зяблик ослабляет галстук, расстегивает верхнюю пуговицу на рубашке. Испортить впечатление он ещё успеет.
Но нельзя не отметить её чертову густую красоту, врезающуюся в мозг, очарование, которого хочется коснуться. Тёма заинтригован.

Гелик урчит проснувшимся моторчиком, выхватывая кусок Левицкого двора, загоняя в тень брошенные тачки, и вальяжно выкатывается на проезжую часть.

В конце концов если что-то пойдёт не так, можно будет всё исправить. Например, увезти Диану во Владивосток. Хороший город… Всего несколько дней пути.

Зяблик украдкой мажет взглядом по коленкам и острым тонким пальчикам девушки.

От чего же ты красивая такая, разлучница?

Артёмовская живая фантазия рисует маленького Лёву с рюкзачком, почему-то в школьной форме и слезах:

— Мама, вы с папой меня больше не любите?!

— День рождения за мной, Новый Год твой.

— Хочу свозить его на каникулах к бабушке.

— А вот хер тебе! Вы его там обоюдно против меня настраиваете.

— Да он и так видит, что из тебя папаша не очень!

— Очень даже ОЧЕНЬ!

Бурная ссора кто будет оплачивать Дзюдо, балетную школу и универ, из которого юный опездол вылетит уже ко второму курсу.

— У нас растёт сын, а ты делаешь из него чёрти что!

— С его данными такую возможность упускать нельзя!

Приходится очень сильно постараться, чтобы не заржать. Тёмыч даже нахмурился, вцепился в руль и заинтересовался светофором. Как же ахуенно горит этот зелёный. Прям сука вся кувшиночная палитра Моне.

Очень красиво горит.

Зелёный.

Ахуенный цвет.

Чего там она говорила? К одиннадцати?

Тёма делает непринужденное лицо и выдаёт лучшую отмазку:

— Почувствовал неладное…

Не очень вышло. Чертыхается.

— Да и вообще прихожу когда хочу. Лёва моя семья. А к семье приходят когда вздумается. И вообще я часовой анархист. Вот на твоих часах сколько? А на моих всегда одиннадцать!

Мо-ло-дец.

Красиво сука сказал. Как отрезал.

Тёма косится на Диану и думает что постановка ситуации прёт только его. Надо бы как-то атмосферу разрядить. В бардачке есть водка… Праздничная недопитая Reyka. Вряд ли Диана обрадуется предложению шарахнуть глоток другой из горла для релаксации. Порадульки для Лёвы не предлагает. Это персональное.

Какая же она сложная.

С хера ли вообще Тёме сложно с женщиной?!

Хмурится ещё пуще.

В конце концов она обычная человеческая самка, а Зяблик знает что с ними делать. Как делать, зачем… Господи! Интересно, они уже спали? Какое сегодня число… Так… Не, вряд ли. У Лёвы на этот счёт целая арифметика: воздыхания, страдания, часовое глазение на её запястья, формы… В общем не скоро ещё. Наверное, только первый акт закончился, да и невидимой тени счастья наконец-то поебавшегося мужика на лице возлюбленного не было. Зяблик вздыхает. Учи его учи… Всё бестолку. Томничает, напускает эту ауру таинственности, пышет своими повадками серебряного века…

А может сегодня? Ну не, Лёва бы не стал, зная что Зяблик ворвётся в любое блять мгновение.

С одной стороны это конечно минус, но с другой – ахуенный плюс. Женщины только после отработки в постели решают, что мужик уже окончательно попался и можно распоряжаться его жизнью как вздумается. Запрещать шляться где попало, пить с кем и когда попало. Блять, это что, теперь придётся спрашивать а не свободен ли Лёва на этих выходных… и он конечно же, сука, будет занят своими богемными посиделками с Дианой потому что она ещё не дала?! Обрабатывать, блять… Какие же они оба сложные. Все отношения надо начинать с секса. Мало ли? Вдруг дисконнект какой. Потом же только обиднее будет…

Терпеть такую конкуренцию слишком вредно для нервной системы.

Так. Надо будет вцепиться Лёве в глотку и заставить поклясться на крови что по первому же зову Артёма Матвеича бросится с ним в увеселительные бега.

Кресло вот… поправляет.

Тёма кусает губу и смотрит в ебучую даль лобового стекла невидящим взглядом. Кому надо – объедут. У него крошечная ядерная зима на сердечке. Фен-шую пизда.

— А ты чего так рано? До одиннадцати ещё далеко.

Метнул стрелку обратно. Красава, Робин, мать его, Гуд.

— Ребёнок ждёт? – Сразу о прицепе осведомился. Издалека. Намёками. И рентгеновское зрение включил.

Тёма вот ёлочки презирает, как и любые иные украшения, портящие первородную красоту гелика. Пунктик у него такой – держать своего ненаглядного в роскошной первозданности. Однако стоит Лёве нарушить идеал какой-нибудь своей мелочью, как она тут же вживается там навеки. До тех пор, пока сам же Лёва не избавится, или случай позволит этой мелочи проебаться между чистками. Пусть думают это Тёма такой дотошный. Зачем углубляться в объяснения, которые в итоге только всё усугубят. Со стороны, правда, из тачилы веет каким-то роковым «брошу тело в лесу – никто не найдёт», но так далеко в чужую психологию Зяблик не заглядывает, не интересно ему.

— А, вот как. – На автомате отвечает, уже готовый что Дианочка врубит заднюю и начнёт отмазываться от детей, от всяческих поползновений на прописку, но чуточку позже до мозга долетает суть сказанной фразы и Тёма нихуёво так выгибает бровь, уставившись на свою спутницу. Потом снова на дорогу.

Врёт же?! Или не врёт?!
А если не врёт?!
И даже шутеечку в ответ выдумать не успевает, как Дианочка добивает Зяблика одной левой.

Лёва, блять, детей не любит!
Победоносная улыбочка расчерчивает его рот, но тут же схлопывается с новыми данными. Тёма немеет, бледнеет, мечется внутри своего гелика минотавром, но никак не может найти выход из лабиринта.

Мальдивы…
Лёва и очередная…

Сердечко скрючивается до изюминки и забывает как надо правильно биться, Тёма делает еще один кружочек по ебеням, лишь бы выиграть время и все самые каверзные планы юной похитительницы левицкого сердечка вскрыть одним махом. И на голубей ему похер и на всё вообще, включая сержанта с полосатой палочкой. Пусть машет кому-нибудь менее доведённому до паралича.

— Двадцать не тридцать… — Бубнит рассеянно, нахохлившись увязшей в дождике пташкой, не имеющей возможности скрыться под крышей. Подумаешь штрафы. Мелочь-то какая! У Зяблика друг попал в когти опасного рецидивиста, способного не только трёшку, но и каждую копеечку выжать из наивного пирожочка-Лёвушки. И ведь не боится о планах своих вслух заявлять. Зачем ей это?!

Тёма честно смотрит на Диану и моргает не особо понимающим взглядом, пока дело не касается очередной святыни.

Зябликовские ножки сами давят на тормоз и гелик замирает прямо посреди дороги с чередой едва не въебавшейся в зад девятки, тойоты, опеля и родной нивы. Тёма так таращится на сердцеедку, словно она действительно сейчас вопьётся в его деточку, откроет его дверку и выпнет Васю на мороз. Вот так вот совсем легко, как в мультиках. Даже слышно как Зяблик нервно сглатывает под бибикающую очередь.

Нива идёт на обгон, матерится на трусливо поджавший хвост гелик и грозится чем-то в окно. Следом выползают остальные тачки.

— Я занят! – Голосочек у Зяблика дрожит, а стеклянный взгляд в никуда делается таким жалостливым и беззащитным, что очередной обгонщик щадит это измученное лицо и даже не матерится.

Верит же! Верит в каждое каверзное слово, ожидая от очередной Лёвиной пассии только вселенского зла и мучительного умерщвления. Представляет как их детские ценности поднимаются со дна кладовки и приходится решать – на мусорку или куда. Кому вообще этот хлам сдался? Но Тёма вот ни за что не хочет такие решения принимать. Лучше уж под пулями ходить или по ебалу получать, чем прощаться с дорогими сердцу сокровищами.

— В СМЫСЛЕ?!

Брови его ползут обратно на положенное хищнику место. Сейчас как перекусит пополам нахалку, как отберёт жилплощадь обратно!

— Через неделю я жду тебя в загсе. Да и вообще, нахера ждать-терпеть, раз у нас тут… всё схвачено? У меня, между прочим, вообще пятикомнатная в центре. Хочешь прямо сейчас отвезу и пропишу, м?! – Красавчик. Взял удар на себя, спасает братишку. – Сделаем тебе новый аборт. Два. Мальдивы прямо сегодня. Прямо вот после прописки. Ну так?!

И даже покатил дальше, в сторону гипотетической пятикомнатной, загса и перманентного ужаса, вставшего в горле комом перспектив. Надо как-то придумать как эту хищницу в узде держать. Переехать к Лёве что ли? На годик-другой… Пока она окончательно о Мальдивах мечтать не перестанет…

— А хочешь с олигархом познакомлю? Кто тебе больше нравится? Тот, что сдохнет через недельку или который из живчиков, но уже не стоит? – Тёма щурится и не пиздит же. Ходит по женам этих самых мужичков иногда, укрепляет общественные связи. – Поживёшь в роскоши. Чо тебе эта пресловутая трёшка… На отшибе. Фу же.